Военным медикам посвящается
20-ти килограммовый самодельный лом, чиркнув о булыжник, легко пробил сапог и, изуродовав ступню моей ноги, воткнулся сантиметров на пять в землю. От дикой боли чуть не потеряв сознание, я как-то на одной ноге доковылял до квартиры, обмыл под краном с водой рану и, приняв "анестезию" в виде полбутылки водки, лег спать, но сон не шел, нога нестерпимо болела и эта боль мысленно вернула меня в 1985 год, когда уходя с места проведения засады я подвернул правую ногу, а так как уходил, а точнее сказать убегал, последним, то на какой-то промежуток времени остался в горах один, испытав при этомy не слишком радостные чувства: начиная от безысходности в данной ситуации и кончая диким животным страхом. Постепенно засыпая, подумал: "Надо же, как вчера все было".
На дворе был декабрь 1997 года, и я тогда еще не знал, что и через 20 лет я все очень хорошо буду помнить, все, что произошло со мной и моими товарищами в тех далеких 83-85 годах, и, порой, я буду помнить эти годы даже лучше, чем то, что произошло со мной вчера.
А пока я мучительно засыпал, и мне чудилось то нестерпимая афганская жара, то эти "гребаные" горы, то трассы пулеметных очередей улетающие в небо.
Наутро следующего дня нога опухла, края приняли какой-то синеющий цвет, меня лихорадило и, конечно же, я оказался в больнице. В приемном отделении местной больницы деловито сновали туда-сюда врачи, на меня, почему-то, никто не обращал внимание, мне становилось все хуже и хуже, перед глазами проплывали красные круги, все тело покрылось липким потом, нога не просто болела в одном месте, а вся горела жарким пламенем. Я осторожно сполз с неудобного деревянного кресла на пол, мне стало удобнее и, главное, меня охладил кафель. И лишь пожилая санитарка, мывшая пол, изредка поглядывала в мою сторону сочувственным взглядом.
Прошла целая вечность.
Наконец я решил обратить на себя внимание и остановил пробегающую мимо меня медсестру вопросом: "Девушка, мной кто-нибудь займется, или нет?!". Это была эффектная дама лет тридцати: длинные волосы рыжего цвета были красиво разбросаны по плечам, женские прелести буквально вываливались из-под лопающегося на груди халатика, да и сам халатик был едва ли длиннее обычной мужской сорочки. Дама остановилась, повернулась в мою сторону, медленно и членораздельно произнесла: "А ты мне заплатил?". "А как же милосердие и клятва Гиппократа?!" - хватаясь, как утопающий за соломинку, снова произнес я. Медсестра низко наклонилась надо мной и с ледяной вежливостью произнесла: "Уважаемый, а это меня не очень беспокоит". Я был шокирован и раздавлен откровенным хамством и цинизмом, не знал что ответить, впрочем, сил на то, чтобы ответить у меня почти не осталось. Но тут я получил поддержку оттуда, откуда совсем не ожидал - от пожилой санитарки, отставив в сторону свое "орудие производства", она подбоченясь, чисто по-бабьи, громко произнесла: "Скажу я таки, сука ты некрещеная, вот ты кто!". И смачно харкнула в сторону уходящей медсестры на чистый ею же самой вымытый пол. "С этих-то что вязать?" - вытянув указательный палец вверх и закатив глаза к небу, продолжала она - "Сказал по телевизеру, что с "гидрой коммунизма" покончено, а сам-то ведь всю жизнь вкусно ел из партийного корыта, сладко спал и строил энтот самый коммунизм". Видя мое состояние, она скороговоркой проговорила: "Я сейчас все сделаю, ты погоди, я найду кого надо"
Я чувствовал себя все хуже и хуже, свет в глазах то вспыхивал ярким пламенем, то становилось совсем темно как подземелье. Мне не хватало воздуха, было то очень холодно, то очень жарко.
В какой-то момент мне почудилось, что снова вернулась рыжая медсестра и я начал с ней длинный монолог: "Дура ты рыжая...Да ты знаешь, как твои же коллеги выполняют эту самую клятву Гиппократа!...Да как ты можешь так?...А милосердие...Ты вот Валеру Саврука знаешь? Ах, не знаешь!...А я тебе расскажу, я тебе, кукла, расскажу...Я тебе расскажу...Я тебе все расскажу..."
Вряд ли что можно было понять из того, что выдавал мой воспаленный мозг, да и не говорил я вовсе, а просто шевелил губами, и уж совсем было непонятно постороннему человеку кто такой Валера Саврук. А старший лейтенант Валерий Саврук был нашим батальонным врачом.
У многих несведущих может сложиться мнение, что военный врач сидит где-то в кабинете и производит прием больных солдат, ну, в общем, как "гражданский" врач, только в погонах.
Есть, конечно, и такое, а есть еще боевые действия, на которых военные врачи батальонного звена находятся в окопах, в цепи, на БМП и воюют они так же, как обычные солдаты или офицеры и вероятность гибели у них ничуть не ниже чем у других, да и боевая экипировка у них такая же как у обычного стрелка, только плюс ко всему прочему еще две санитарные сумки.
Таким и остался в моей памяти Валера Саврук: худощавый, с двумя санитарными сумками по бокам и вечно чем-то недовольный. У Валеры был редкостный "дар" - портить взаимоотношения с комбатом, то с начальником штаба, то с замполитом, конечно, все это было связано со служебными обязанностями батальонного врача: начиная со стирки белья, приготовления пищи в солдатской столовой и кончая профилактикой инфекционных заболеваний, которые летом-осенью "выбивали" из строя до 30-40% солдат и офицеров. В общем, весьма "неудобным" был подчиненным. Но вот ведь в чем дело, когда через несколько лет я сам стал командиром батальона, как мне не хватало на моем батальонном мед. пункте именно такого как Валера Саврук.
Кунарская операция июня 1984 года у многих моих бывших сослуживцев осталась в памяти до конца жизни, в ней было все: и убитые, и раненые, и умершие от теплового удара и просто выбившиеся из сил, а также изнуряющие, на грани физических возможностей, ночные переходы из точки "А" в точку "Б", к слову сказать, из вышедших в горы человек 150 (а то и больше) уже через трое суток оставалось не более сорока - пятидесяти, в некоторых подразделениях не осталось ни одного офицера, способного идти в горы, в частности в минометной батарее. На одном из этапов операции остатки нашего батальона попали на минное поле. И именно на этом минном поле ст. лейтенант Валерий Саврук подорвался на мине, подорвался, спасая жизнь раненному солдату, солдата спас, себя не уберег.
Валеру, по его просьбе, загружали в вертолет последним и он все время повторял одну и ту же фразу: "Как мне не повезло, как мне не повезло...как мне..."
Валера не сопьется, не впадет в депрессию, он заново научиться ходить на протезе, получит интересную должность, его маленькие звездочки на погонах со временем сменяться на большие звезды, он еще состоится в военной медицине, а как личность он состоялся там, на минном поле, летом 1984 года.
Декабрь 1997. Приемное отделение местной больницы
Я продолжал свой полубредовый диалог с рыжей медсестрой: "Да ты знаешь, дура такая, как все кричали Савруку: "Валера, не ходи, там мины!". "Это моя обязанность!" - почти истерично ответил он - "Я пока еще помню клятву Гиппократа!".
А ведь к этому моменту Валера был уже ранен от предыдущего подрыва: осколок или просто камень удрали его по лицу, чуть не выбив глаз, и он лихорадочно наложил окровавленными руками повязку на свою кровоточащую рану и полуслепой он еще окажет помощь подорвавшемуся на мине солдату.
А после этого, минут через десять, он сам наступит на мину и уже без ноги, тяжело контуженный, он будет рвать свою санитарную сумку, пытаясь вытащить оттуда жгут и бинты.
И я все это видел, потому что я тоже был на этом минном поле. Но я, подчиняясь писанным и неписанным законам и правилам войны, а так же отдаваясь собственному инстинкту самосохранения, могу сидеть на одном месте и ждать саперов или проводников, я могу, а врач - НЕТ! Он должен идти через минное поле и оказывать помощь раненному потому, что ОН ДАВАЛ КЛЯТВУ ГИППОКРАТА!!!
А ты говоришь...
Ты, может быть, и Валеру Желуденко не знаешь?
И теперь я ей "рассказывал" уже о другом нашем батальонном докторе- капитане Желуденко Валерие Константиновиче. Валера Желуденко ни внешне, ни внутренне не был похож на Саврука, пожалуй даже они были полной противоположностью друг другу: "реактивный" Саврук и холодно-спокойный рассудительный Желуденко, в общем, "и лед, и пламень". Их обоих объединяло только одно: они были Врачами, да, да, именно с большой буквы - Врачами.
Заядлый рыбак и охотник, хороший стрелок - Желуденко был уже подготовлен к войне и без всякого периода адаптации он влился в коллектив сразу. Я не случайно говорю об этом периоде. Период адаптации - это не просто акклиматизация, это как бы осознание тобой, что ты на войне, что здесь убивают и калечат и ты тоже должен убивать и калечить, в противном случае ты просто не выживешь.
Валерий Желуденко мог спокойно командовать и взводом и ротой, из него получился бы отличный разведчик, но он был Врачом. С весны 1985 года "духи" начали обстреливать ППД нашего батальона реактивными снарядами и под один из таких обстрелов попал Валера, в общем-то то, что он остался жив - это счастливая случайность. От мощного взрыва снаряда небольшое здание КПП буквально, как бы, приподняло в воздухе и когда рассеялась пыль, я увидел, как кто-то на спине нес Валеру в направлении штаба батальона. А следующая картина врезалась мне в память на всю оставшуюся жизнь: Желуденко в полулежачем положении руководил двумя своими сан. инструкторами по оказании ему самому первой медицинской помощи: "Сюда жгут..., здесь обкалите..., ну этот-то, этот (показывая на торчащий из ноги осколок) удалите сами, че его во мне мариновать-то до мед. санбата". Сильное тело Валеры было буквально истерзано осколками "духовского" снаряда. Не привыкшего к особой сентиментальности, меня, все-таки, "царапнуло" за душу: каким же надо быть, чтобы, испытывая адскую боль, не терять самообладания.
Из Желуденко извлекут около пятидесяти осколков, он долго будет, "учить" ходить свою собственную ногу, он еще навоюется, а на одном из боевых выходов эта самая "ненадежная" нога его здорово подведет, он останется один и лишь благодаря двум артиллеристам он уйдет с той высоты, а, спустившись вниз, плюнет в ее сторону и произнесет: "Два-ноль, сука костлявая, два-ноль в мою пользу". Он еще, как врач, наспасается, и не один десяток солдат и офицеров будет по-жизни вспоминать с благодарностью этого сильного телом и духом капитана-медика по фамилии Желуденко.
Декабрь 1997. Приемное отделение больницы.
В коридоре появилась санитарка с женщиной средних лет. "Сынок, это Валерия Петровна, наш главный хирург, я ей все рассказала"- быстро проговорила она. Не дожидаясь вопроса, я бросил в сторону врача реплику: "Сдохну я здесь". "Ну, этого я Вам позволить не могу по двум причинам: во-первых, я знаю, что такое милосердие, а во-вторых, я же давала клятву Гиппократа" - ответила она, улыбнувшись одними уголками губ, и тут же "бросила" двум, невесть откуда взявшимся санитарам: "В операционную его, передайте старшей сестре, я начинаю через пятнадцать минут". Меня везли на каталке, а рядом семенила санитарка приговаривая: "Знаешь, какая она, Валерия Петровна, знаешь какая...да она..., да она...!". "Знаю" - перебил я ее - "знаю по жизни своей", ведь ее зовут Валерия, и она хорошо помнит клятву Гиппократа.
"Давно меня привезли в больницу?" - спросил я санитарку. "Всего лишь сорок минут назад" - ответила она. |
